Забегая вперед, скажу сразу же: Юрия Альберта как художника я люблю, уважаю и ценю весьма высоко. И пока хватит. Об этом позже. Теперь о деле.
С Юрой я познакомился очень давно, в начале 80-х годов. То есть, кажется, ровно в 80-м. Кажется, летом. И, кажется, в те самые дни, когда над нашим с ним родным городом кружился, падая вниз и взмывая под облака, дураковатый надувной медвежонок, символ постыдного, двусмысленного и вопиюще чужого для нас праздника, называемого «Олимпиадой-80». Эти дни были для нас одновременно потешными и отвратительными. Впрочем, мы к тому времени уже очень хорошо знали, где мы живем.
Если не ошибаюсь, в квартире Андрея Монастырского был мне представлен невысокий молодой человек, сразу же вызвавший во мне отчетливое расположение своей манерой общения — одновременно достойной и бесконечно доброжелательной. Сочетание по тем временам не слишком частое. По нынешним — тем более.
Ни разу за долгие годы нашего знакомства и приятельства он, этот Альберт, меня не разочаровал. Он всегда был ровен, дружественен и, главное, удивительно последователен, честен, смиренен и горд на своем художническом пути. Он на моих глазах постоянно рос как художник и как думающая личность — без ажитации, без внешнего пафоса, без резких и суетливых движений.
Важно знать: Юрий Альберт — концептуалист. Честный, спокойный, уверенный в выборе пути. Он им был и остается, несмотря на постоянные нервические судороги друзей-коллег, время от времени вскрикивающих в своих беспокойных снах: «Концептуализм мертв! Нас всех нет! Вперед! Назад! К новым берегам! К старым берегам! И вообще!»
Нервные люди, что с них взять. Знаю это по себе.
А Юра не кричит и не трещит крыльями. Он живет и работает. Он общается и любит искусство и друзей. И искусство друзей он тоже любит.
И он бесконечно прав. Потому что, как очень давно сформулировал Виктор Шкловский, «надо не лезть в большую литературу, потому что большая литература окажется там, где мы спокойно стоим и доказываем, что это место самое главное».
Лев Рубинштейн
