Суть проекта ясна уже из названия. Во-первых, это просто работы, самоценные живописные произведения, а не сочиненная с их помощью интеллектуальная интрига, требующая разгадки. Во-вторых, в своих изображениях автор акцентирует не отдельные предметы, а процесс работы с ними, хотя название всех трех представленных серий и отсылает к определенному (абстрактному или материальному) объекту трудового усилия («Чистота», 2005-06; «Газон», 2006-07, «Мясо», 2007).
Выпускник, с одной стороны, Художественного института им. Сурикова (с его традиционалистской системой ремесленной выучки), с другой же, Института проблем современного искусства (приверженного радикально-концептуальным стратегиям), Александр Погоржельский начинал как автор, с легкостью вписывающийся в привычный формат актуального искусства. Однако вскоре процедура концептуального изобретательства ему наскучила, тем более, что вдруг обнаруженное пространство повседневности предоставило возможности, пусть и не столь аттрактивные, зато бесконечно более многочисленные и разнообразные. В результате прежний «концептуализм» сменился реалистической документальностью, примером которой служит творчество лишь исключительных авторов московской сцены современного искусства. Среди последних можно назвать Ольгу Чернышеву или же Дмитрия Гутова, но в отличие от этих принципиально мультимедиальных авторов Погоржельский ограничивает себя одной только живописной техникой. Именно живопись гарантирует ему связь глаза с рукой и кистью, на кончике которой возникает верная картина мира. Только в ней художник видит гарантию непосредственного контакта с реальностью, который существенно ослабевает (если не исчезает вовсе) при использовании опосредующе-технического инструментария (вроде фото или видео) или же медиальной сюжетики. При этом реальность, о которой в данном случае идет речь — совсем не все, данное глазу, а только лично освоенное, принадлежащее к приватному опыту, к каждодневным занятиям-работам. Прочее знакомо недостаточно, а потому недостоверно, как в принципе недостоверны и вещи сами по себе (смешно сказать, но это почти по Канту: вещи-в-себе и вещи-для-нас). Потому и в произведения Погоржельского они попадают лишь в том «импрессионистическом» виде, в каком их отсканировал поглощенный процессом взгляд, отсекающий все сверхфункциональное, не вовлеченное в работу, оттого они зачастую оказываются сфрагментированными до неузнаваемости.
Механическое «движущееся изображение» здесь запрещено, но при этом каждый из холстов художника — отдельная фаза действия, а их полная «сборка» неизбежно подчиняется правилам видео или кино-монтажа. В «Чистоте» и «Газоне» такой монтаж дает естественно-случайную мозаику мгновенных взглядов (фрагменты собственного лица и тела, травы и поливочных шлангов, шторки душа или струй воды), в «Мясе» же наоборот — выстраивает иллюзию фиксированного взгляда, пропускающего через себя всю картину работы рук в форме линейной секвенции «кадров». Пожалуй, это и есть парадокс «честной живописи» в эпоху медиа: художественное сознание находит в ней желанную возможность естественного выражения, однако такое выражение требует самоограничений почти аскетических.
Владимир Левашов
