Выставка «Этот смутный объект искусства», организованная московским Stella Art Fondation, — одно из событий программы, параллельной Биеннале современного искусства в Венеции. На выставке показывают московский концептуализм и соц-арт 1970-2000-х годов. В роскошном палаццо в окружении венецианской живописи XVIII века это смутное русское искусство странным образом прояснилось. На открытии побывала Татьяна Маркина.
На деле «смутным» организаторы считают вовсе не русское современное искусство, а условия, в которых оно сформировалось — в оппозиции официальному искусству, в отрыве от мирового, и поэтому язык его двойственный и противоречивый. Этот язык к тому же, по мнению куратора выставки Владимира Левашова, литературный — потому что многие художники андерграунда зарабатывали книжной иллюстрацией, и вообще, весь этот интеллигентский круг художников и их ценителей был пропитан литературщиной. И именно поэтому произведения и концептуализма, и соц-арта можно рассматривать как иллюстрации и комментарии к идеям, плетение бесконечной истории на коммунальной кухне. Звучит все это довольно смутно, зато выглядит конкретно.
Вариант «Этого смутного объекта искусства» прошлой осенью показывали в Kunsthistorisches Museum в Вене. Венецианский проект довольно сильно отличается от венского — сменилась часть художников, появилось два новых зала графики. И конечно, сами стены. Там габсбургская тяжеловесная помпезность и строгость северных старых мастеров, тут венецианская рокайльная легкость и полная чувства живопись итальянцев XVIII века. В зале, где на стенах фрески Франческо Гварди, поместились планшеты с рисунками Вагрича Бахчаняна из серии «Голая правда». Вот девица с задранной юбкой на вырезанном из газеты заголовке «Правда», и слово «орган» (ЦК КПСС) оказался у нее прямо на нужном месте. На правдинской заметке «Нужное дело» про организацию опорных пунктов правопорядка в Воронеже изображена парочка, занимающаяся кунилингусом. Вагрич Бахчанян почти десять лет работал в отделе юмора популярной среди советской интеллигенции «Литературной газеты» и получал даже правительственные награды, а уехав в 1974 году в США, стал вот таким, как он сам называет, «художником слова». В соседнем зале еще графика — листы из серии «Водолазы» конца 1990-х годов. В них Леонид Тишков разрабатывает для этих представителей героической профессии целую мифологию, отдельные детали которой остро напоминают то о детстве, то о советских анекдотах — как в листах «Живым из водолаза не выбраться» и «В одном водолазе двое не уживутся». Подпись становится смысловой частью изображения и у Александра Джикии, как в листе 1988 года «Он занимал высокие посты и скоро должен умереть».
Центр выставки — зал, где на стенах нет старинных картин, а только лепнина и мраморные бюсты с колоннами. Тут воздвигнут «советский алтарь» — «Натюрморт с Марксом и Энгельсом» Виталия Комара и Александра Меламида, нарисованные на котором скульптуры основоположников вначале кажутся чуть ли не естественной частью убранства палаццо. Неподалеку ироничное произведение концептуалиста Юрия Альберта — выложенная из неоновых трубок надпись «Kunst macht frei» — «Искусство делает свободным», а под ней — написанная на холсте увеличенная карикатура советских времен, на которой обезьяна повторяет картину художника-абстракциониста. Когда-то свободное западное искусство казалось нам прекрасным только потому, что было запрещено, комментирует художник, теперь, когда у нас есть свое современное искусство, оказывается, что «вывеска та же, но, когда входишь, становится страшно: обманули, это совсем не то, хотя и похоже, как газовая камера на душевую».
Мистификация — еще один жанр, столь же любимый современным искусством, как и литературой (и организаторами выставки тоже — аннотации, которые могли бы прояснить непростую кураторскую мысль, помещены только в каталоге). «Че Гевара» Константина Звездочетова, окруженный грудастыми красотками с куполами на головах, увенчанный двуглавым орлом, вызвал бурную реакцию историка моды Александра Васильева, неожиданно забредшего на выставку со стайкой поклонниц. «Какой ужас, венецианцы подумают, что у всех русских такой плохой вкус!» — проклял он творение классика актуального искусства.
