В Stella Art Foundation в Скарятинском переулке открылась выставка Германна Нитша «Театр оргий и мистерий», сделанная при поддержке Австрийского культурного форума в Москве. Произведения основоположника венского акционизма, впервые показанные в России, изучала Анна Толстова.
Литургии Олега Кулика, «бикапонии» Германа Виноградова, мазохистские перформансы Олега Мавромати — все это вышло из нитшевской не шинели, но рубахи. Рубахи, залитой краской, кровью и вином и пришпиленной, словно распятая священническая ряса, к огромному — два на три метра — холсту, окропленному теми же жидкостями. В Москву привезли десяток таких полотен, главным образом недавних — 2010 года: черное, желтое, зеленое и несколько красных — в кровавых потеках. Из этой ставшей перформансом живописи, напоминающей американский абстрактный экспрессионизм и многим ему обязанной, родился «Театр оргий и мистерий» — жизненный проект Германна Нитша, задуманный в конце 1950-х и реализующийся по сей день.
Лишь 100-я акция, состоявшаяся в 1998-м в собственном замке художника Принцендорф, стала полноценным воплощением идеи 40-летней давности. То была премьера «Шестидневной пьесы» — гибрида христианской мистерии и дионисийской оргии, длившегося шесть дней и символически воспроизводившего в режиме реального времени шесть дней творения. Заклания жертвенных быков, распятия актеров-добровольцев и ритуальные вкушения крови с вином в сопровождении хора, оркестра и синтезаторов — всей этой армией статистов, музыкантов и ассистентов руководил (как режиссер, дирижер и верховный жрец одновременно) герр Нитш, седобородый и осанистый, напоминающий не то Саваофа со старинной гравюры, не то нибелунга. Фотографии и видеофильмы, документирующие 100-ю и другие, более ранние и более поздние акции, выставлены в Stella Art Foundation наряду с живописью. Причем фото с видео гораздо ярче, чем кровавые холстины, показывают, сколь барочно это искусство, празднующее торжество плоти не хуже рубенсовских вакханалий. И сколь близко оно опере — самый эффектный фильм посвящен 122-й акции, проходившей как раз в венском Бургтеатре.
Несмотря на статус живого классика, Германн Нитш все еще вызывает раздражение каких-нибудь моралистов, например защитников животных, которые не желают слышать никаких оправданий насчет того, что быки так и так попали бы на мясокомбинат. Вход на московскую выставку лицам до 21 года запрещен, слабонервным не рекомендуется. Однако если что-то и может шокировать на этой ретроспективе, так только удивительная традиционность венского акционизма. Ранний героический период, когда зрителями первых, не столь картинных, зато куда более экстремальных и рискованных акций Нитша и трех его соратников —- Отто Мюля, Гюнтера Бруса и Рудольфа Шварцкоглера чаще всего становились полицейские, а манифесты художников заслушивались в судах и психушках, отошел в мир легенд и мифов. Вдохновив многих, в том числе и московских акционистов 1990-х, на радикалистские подвиги. Сейчас, когда венский акционизм официально признан главным достижением австрийского искусства XX века после венского сецессиона, а его отец-основатель стал частью культурного истеблишмента, видно, что идеологически этот шестидесятнический бунт недалеко ушел от декадентского символизма fin de siecle. Творческий процесс как ритуал и священнодействие, отпущенное на свободу подсознание, синтетическое произведение искусства, ницшеанские попытки, обручив Иисуса с Дионисом, воскресить в христианстве дух античной трагедии, кровь и вино как символ жизни, смерти и воскресения — все это уже было в эпоху Климта и Фрейда. Впрочем, сделать кровь материалом искусства после того, как один горе-живописец родом из Австрии утопил всю Европу в крови, для художника из Вены это, конечно, жест весьма радикальный.
