Говорят, 2010 год был Годом учителя. Уж не знаю, как там с российским образованием, а я применительно к нашим арт-делам назвала бы прошедший год «годом перформанса», точнее даже — годом образования в области перформанса в России. В прошлом году я написала текст «Памяти московского акционизма», черту под которым тогда подвел своим проектом в ЦУМе Олег Кулик. Этот проект можно считать прологом к «году перформанса», поскольку после него нас ждал всплеск исследовательской и образовательной активности, отчасти совпавший и с мировой тенденцией осмысления опыта жанра (я имею в виду три версии выставки «100 лет перформанса» — третью из них показали в Москве — и ретроспективу Марины Абрамович в МоМА). Если бы мне сказали, что после нью-йоркского музея PS1 и Коллекции Юлии Стошек (Дюссельдорф) лучшую выставку «Перформы» привезут в Москву, в «Гараж», я бы не поверила. (Думаю, это стало возможным благодаря тому, что одна из кураторов РозЛи Голдберг сейчас пишет книгу про русский перформанс.)
Тема перформанса в исследованиях, похоже, новый мейнстрим. Судя по количеству писем с вопросами, которые я регулярно получаю, и вернисажным знакомствам, мне кажется, тема чуть ли не половины всех дипломов и диссертаций сейчас связана так или иначе именно с ней. В этом году начались и видеоисследования этой темы.
Что уж говорить — даже моя собственная квартира сейчас занята американской исследовательницей русского перформанса. Такова, видимо, карма этого года.
За это время мы пережили рекордное число мероприятий, лекций и передач, посвященных перформансу: в Москве впервые прошло целых два международных фестиваля — первый в июле в рамках «Стой! Кто идет?», второй — в рамках выставки «100 лет перформансу» в «Гараже». Оба неплохие, профессиональные и местами симпатичные. В Третьяковке на Крымском Валу был прочитан курс по истории перформанса из одиннадцати лекций, а еще одна достойная серия лекций, рассматривающая жанр в широком междисциплинарном и культурном контексте, прошла летом в том же «Гараже». Там же художникам и критикам, занимающимся перформансом, выдалась счастливая возможность собраться и поговорить о кризисе жанра, о наболевшем, о желаемом.
Но оказалось, что говорить не о чем: кризиса-то нет. Напротив, налицо всплеск активности. Мероприятий все больше, вот только счастья, как справедливо отметил коллега Андрей Ковалев, все не видать. Впрочем, отсутствие энергии в ходе дискуссии вполне соответствовало музейной академической атмосфере просветительской выставки в «Гараже», выставки без крови и бунта.
Спасла честь гаражных мероприятий перед лицом актуальности партизанская акция Дениса Мустафина в поддержку Олега Мавромати под названием «Вас оскорбляет цвет моей крови». Жаль только, что после этого самого адекватного и своевременного жеста и без того политкорректную выставку неожиданно закрыли на неделю раньше…
Также жаль, что фестиваль в «Гараже», как и академическая музейная выставка, были поставлены в неподходящий контекст очень зрелищных выставок группы АЕС+Ф, Франческо Веццоли и Карстена Хеллера. Что пиар-служба своими анонсами часто лишала художников возможности удивить зрителя. Что ожидавшаяся Таня Бругера, на которую у меня была вся надежда, не приехала, что фестиваль в результате был проигнорирован арт-сообществом…
Может, и правильно: поминки по жанру явно затянулись. Как музеификация, так и коммерциализация ему категорически противопоказаны.
Так что более реалистично ситуацию с перформансом выражает скорее не оптимизм репортажей телеканала «Культура», а акция все того же Дениса Мустафина «Софийский некролог») (автор передвигался по улицам Софии, волоча за собой, подобно бурлаку, гроб).
Но вместе с тем за этот год стадия ликбеза в области перформанса успешно пройдена. Теперь нам, видимо, следует ожидать дальнейшей популяризации и растворения акции в массовой креативной культуре, с одной стороны, и в идеале возможности перехода к следующей стадии — с другой. Быть может, теперь, как грибы после дождя, начнут появляться молодые художники?
Ведь 2011 год в России объявлен Годом спорта. Если соотнести это с искусством и темой перформанса, получается, что, пройдя уровень ликбеза, мы плавно переходим к стадии конкуренции.
А пока «год перформанса» продолжается. Будем держать кулачки.
Недавно к нам приехал Учитель, главный венский акционист Герман Нитч. Встреча с автором знаменитых «Оргий и мистерий», происходившая в рамках его выставки в фонде «Стелла», оказалась в свете всего вышеописанного как нельзя более симптоматичной. Не удержусь от описания.
Послушать седовласого старца — обладателя Большой Госпремии Австрии и почетной медали Вены, чем-то неуловимо похожего на Толстого, — собралась немногочисленная, но весьма неслучайная публика: Анатолий Осмоловский, также метящий в патриархи и посетивший летом Селигер, главный православный художник Гор Чахал. В первый ряд села режиссер независимого кино Света Баскова, для которой Нитч остался идеалом юности.
Сначала мэтр признавался к любви к Вагнеру, греческой трагедии, различным религиозным культам, раскрывал психоаналитические предпосылки своего искусства, говорил о необходимости для современного человека погрузиться в бездну страшного, отвратительного и извращенного, чтобы пережить «внутренне напряженное существование». Сравнил искусство с религией, а художника — со священником, который совершает ритуал жертвоприношения.
Фестиваль перформансов «Калаби-Яу» в Царицыно в рамках Московской биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?»
Далее нас ждала проповедь о красоте насилия (немного вялая), а затем, прямо во время дискуссии, много вина марки «Нитч» — еще один артефакт «акций Театра оргий и мистерий» наряду с картинами и фотографиями. Всем сидевшим в зале раздали бокалы; бородатый человек, чем-то похожий на Нитча, регулярно обходил ряды и настойчиво подливал из большой бутылки с одноименной надписью еще и еще. Это было вполне ритуально. И, хотя Нитч настаивал на реальности своего искусства, после этого происходящее все меньше и меньше казалось реальностью.
Я надеялась, что винные пары вызовут в нашем воображении призрак московского акционизма — Кулика с зарезанным когда-то Пятачком, который символизировал Россию с ее проблемами, — и это придаст актуальности нашему существованию. Но ничего этого не случилось. Правда, в момент, когда мэтр признался, что его «всегда завораживала эстетика и форма насилия», мне привиделся кто-то другой. Более страшный. В каске и кирзе. И тут же пропал. А Нитч продолжал: «Мы — хищники. Мы едим мясо, мы убиваем наших братьев и животных. Я как художник познал ужас и величие человеческой природы и сделал его зримым».
Потом началась дискуссия. Гор Чахал поднял животрепещущие вопросы об отношениях искусства с церковью и государством, границах дозволенного, свободе и этической ответственности художника. Нитч ответил, что художник свободен, но в свободе уже содержится ответственность, и необходимо полагаться на собственную совесть. Что преследования, которым он когда-то подвергался, всегда воспринимались им как ценность и лишний раз убедили его продолжать свой проект. Анатолий Осмоловский, как я поняла, своими вопросами пытался поставить вопрос об ответственности прежде всего за эстетическое качество работ. Молодой художник Евгений Антуфьев из Тувы, коллекционирующий и выставляющий черепа животных, и еще несколько человек пытались заклеймить Нитча как убийцу животных. «Это все не имеет ничего общего с тем, чего вы боитесь», — пытался успокоить публику патриарх. Света Баскова решила защитить своего кумира от нападок других участников встречи, за которых ей было стыдно. Она объяснила Нитчу, что он находится среди нецивилизованных дикарей, невежд, «которые ничего не понимают ни в искусстве, ни в жизни». Потом не выдержала и ушла, подарив идеологу венского акционизма диск со своими ранними фильмами, снятыми под его влиянием. А мы остались смотреть выставку.
Я подумала, что Нитч сегодня — это и вправду лишь винный бренд, уводящий от реальности в героическое западное прошлое. Тень отца московского акционизма. Тот же гроб на веревочке, который протащили в этот раз и по нашей улице. Но в то время как в России сейчас все происходит по-настоящему и искусство в буквальном смысле является «делом жизни и смерти», многие слова Нитча, например о хищной сущности человека, кажутся ну очень реакционными. Да и работы показались декоративной, скучной, безопасной коммерческой имитацией. Но важно было в этом убедиться, чтобы достойно завершить «год образования в области перформанса».
