В субботу, 4 июня, открывается 54-я Венецианская биеннале, главную тему которой ее куратор Биче Куригер обозначила как «ИЛЛЮМИнации». Название, в котором обыгрываются «свет», «просветление», «просвещение», «нации», определило отбор работ для основного кураторского проекта биеннале.
На церемонии открытия состоится вручение почетных «Золотых Львов» за вклад в искусство — американской художнице, работающей в Париже, Стьютевант, и австрийскому скульптору Францу Весту.
Российский павильон, куратором которого стал Борис Гройс, показывает выставку Андрея Монастырского, ядром которой станет представление деятельности группы «Коллективные действия». Борис Гройс любезно согласился ответить на вопросы «РГ».
Российская газета: Можно сказать, что «московский романтический концептуализм» — это отчасти ваше изобретение. Как бы вы определили место Монастырского среди других героев этого направления?
Борис Гройс: Даже если я действительно дал название этой группе художников, я был одновременно участником этого художественного движения, выступая в качестве его теоретика. Андрей Монастырский, несомненно, сыграл в становлении концептуальной традиции в России одну из ключевых ролей. Это связано с тем, что он ввел практику групповой, коллективной художественной деятльности. Сейчас этим занимаются многие, но тогда это было большим новшеством.
РГ: Музей современного искусства в Чикаго, представляя выставку концептуалистов, использовал образ игры в прятки. Есть ли аналогичная метафора, которая стала «опорой» для представления «московского концептуализма» в лице Монастырского?
Гройс: Если вы имеете в виду выставку «Меж весной и летом» , то это была выставка далеко не только концептуального искусства. Концептуальное искусство отличается тем, что оно рефлектирует контекст своего возникновения и функционирвания, так что можно сказать, что ключевыми словами для венецианского проекта является контекст, пространство, зона.
РГ: Что такое сегодня выставка в национальном павильоне на биеннале?
Гройс: Как и любая другая выставка, экспозиция русского павильона на биеннале имеет только одну цель: показать зрителям то, чего они еще не видели или видели в недостаточной степени.
РГ: Общая тема биеннале в Венеци, отсылает к теме света и шире — просвещения. Андрей Монастырский в своих акциях часто делает упор на непостижимость, «темноту» смысла. Абсурдистские стратегии и просветительские, очевидно, противоположны. Входило ли в ваши намерения как куратора их «примирение»?
Гройс: Я этой противоположности не вижу. Речь идет о том, что Монастырский в своих работах перенес центр внимания с перформанса на его документацию. Между событием и его документацией всегда существует определенный разрыв, и Монастырский исследует этот разрыв — вполне просвещенческое занятие.
РГ: Монастырский, представляя эстетику «Коллективных действий», говорит о «Поездках за город» как романе. В сущности, он выступает в качестве драматурга, постановщика, одного из актеров этой большой постановки жизни, которая длится более 34 лет. Получается, с одной стороны — драматург-демиург, организатор и вдохновитель, а с другой — маргинал-отшельник. На какую из сторон вы делаете акцент в Венеции?
Гройс: Я бы сказал, что ни на одну из них. Поэзия, философия, литература всегда имеют сцену своего появления, будь то греческая агора или Интернет. Вспомним Диогена. Кем его считать — драматургом-организатором или маргиналом-отшельником? Как известно, этот вопрос интересовал уже Александра Великого.
РГ: Насколько я поняла, ставка делается на то, чтобы представить акции «Коллективных действий» как часть искусства участия. Это искусство рассматривается как часть концептуального проекта?
Гройс: Мне кажется, что биеннале — это не казино. Так что я не делаю ставок, а просто предлагаю определенную интерпретацию художественной практики Монастырского и «Коллективных действий».
РГ: По-моему, Монастырский гораздо ближе к традициям Крученых или обэриутов , чем к искусству участия. В конце концов и диспуты футуристов и оперу «Победа над солнцем» можно объявить искусством участия. Вам этот контекст показался слишком удаленным?
Гройс: Выставка не носит исторического характера. Но мне кажется, что вы предлагаете интересный проект другой выставки, которую вполне можно было бы реализовать, правда, не на биеннале, поскольку на ней исторических выставок не бывает.
РГ: Когда-то любили говорить о реализме без берегов. Сегодня, похоже, время безбрежного концептуализма. Участники любого флэшмоба могут выдать себя за наследников «Коллективных действий». Вы готовы признать их право на наследство?
Гройс: Я вообще готов признать все права всех на все.
РГ: Вы однажды сравнили Монастырского со своего рода космическим кораблем, который живет и работает в изоляции от внешнего социального «космоса». Трудно ли было управлять этим космическим объектом в качестве куратора?
Гройс: Если выставку можно считать космическим кораблем, то это корабль после посадки.
