Швейцарский куратор Биче Куригер назвала биеннале двусоставным словом ILLUMInations. Оно подразумевает бинальный аспект исследования: Национальное и Просветительское. Точнее: определение своего места в этническом столпотворении нынешнего Вавилона благодаря свету искусства. По традиции экспозиция биеннале разделена на две части: кураторский проект в старинном Арсенале и национальные павильоны в Джардини. Своими национальными павильонами участвуют рекордное количество стран: 89. Многие впервые. При входе в Центральный павильон кураторского проекта Джардини зрителя встречают три картины великого веницейского маньериста XVI века Якопо Тинторетто «Перенесение тела Святого Марка», «Тайная Вечеря», «Сотворение животных». Три великих картины становятся пропилеями в экспозицию. По мысли Биче Куригер, живописная энергия Тинторетто антиклассична. Он может считаться мастером contemporary art. Диалог с ним интересен сегодня.
Действительно, можно, увлекшись замечательным каталогом биеннале и умными статьями в нем, рассуждать о мистической природе света Тинторетто, о том, что «просвещение» подразумевает и сакральный аспект, от мистиков до философов Нового времени, о том, что на тему маньеризма и старой живописи рефлексируют сегодня художники (на биеннале в беседу с изобразительным миром Тинторетто включились мэтры Моника Бонвичини, Джеймс Туррелл, Кристофер Вул). Вроде бы ждешь от экспозиций чего-то такого, что обычно предлагает куратор Жан-Юбер Мартен: вселенского сопряжения всего со всем, примечания тех шифров и следов, что соединяют барокко и постмодерн, Веронезе и Монику Сосновски, академический кабинет натуральной истории и современное искусство художников Океании. Несмотря на то что имя Мартена на выставке прозвучало (благодаря его кураторству над одним из лучших павильонов — Франции с персональным проектом Кристиана Болтански), заглавное впечатление от колоссального смотра биеннале скорее радикально оппозиционно идее расточительной роскоши вселенского культурного общения.
Главное наблюдение: самоидентификация и самоощущение художников, включенных в различные этнические, социальные системы коммуникации реализуются на пути минимализации языка общения, редукции постмодернистской, во многом декоративной «контекстуальности». Кажется, от этого мир устал. Пришла пора говорить точно, скупо и по существу, отказываясь от вычурных интеллектуальных игр в бисер. Более того, всеразъедающая ирония концептуализма уступила место новому доверию значимости формального языка искусства.
Для иллюстрации этого тезиса приведу наиболее запомнившиеся и характерные примеры. Первый — включенная в основной проект биеннале на правах «парапавильона» (удачный ход куратора Куригер, отдавшей нескольким художникам большие выставочные площади для воплощения монументальных изобразительных, пространственных тем) инсталляция китайца Сонг Донг Enclosure Movement. Более сотни старых обшарпанных дверей, в основном от выброшенных шкафов и гарнитуров выстраивают гигантский дом-лабиринт с лестницами, переходами, лоджиями. Каждая дверь — память истории конкретной семьи, судьба чья-то, биография. Все вместе держат оборону мира личного, чуждого фальши и политической лжи. Потому визуальная нищета их драгоценна. Сама инсталляция выполнена изумительно хорошо. Пространство насыщается и живет. В нем нет неоформленных инертных зон. Одновременно поражает простота конструкции, ее аскетизм. В России, кстати, подобные темы близки Александру Бродскому, мастеру доверчивой меланхолии памяти.
Архитектурный каркас и простота его воплощения стали на биеннале неким лейтмотивом. Эти простые конструкции словно гарантируют художнику возможность говорить честно, точно, по существу и искренне. Не позволяют быть аморфным, необязательным и лживым. Второе сильное впечатление: павильон Франции с инсталляцией Кристиана Болтански Chance. В оплетших зал строительных лесах словно в кинопроекторе ползет лента из больших снимков родившихся младенцев. В глубине зала мелькают фрагменты различных лиц, собрать которые может каждый простым нажатием кнопки и остановив мелькание в момент. Отображенная комбинация будет вашей. В компартименте павильона бегут цифры с данными о родившихся младенцах в каждое мгновение времени. Чудо рождения жизни представлено в своей абсолютной простоте, как любезная именно французам метафизическая механика. Контакт с этой высшей механикой потрясает. В павильоне чувство благоговения и благодарности сменяется тревогой и страхом. И все-таки радость, что вот оно, движение жизни.
Похожее сильное впечатление благодаря простым структурам производит павильон России (комиссар Стелла Кесаева). Удивительно дело: выставка посвящена искусству концептуалиста Андрея Монастырского, вроде бы бегущего от всего того, что ассоциируется с прямой речью и разговором по существу. Стратегия ускользания для концептуализма принципиальна. Однако экспозиция на двух этажах выстроена так, что получился во многом портрет-биография. Искренний и честный. На первом этаже — документация возглавляемой художником группы Коллективные действия. На втором — архив группы и в главном зале тоже «простая структура»: нары по периметру и вытащенные из лагуны сваи для лодок в виде пирамиды в центре. Плакат с надписью «Я ни на что не жалуюсь и мне все нравится, несмотря на то, что я здесь не был и не знаю ничего об этих местах». Куратор Борис Гройс рассказал, что трехъярусные нары по периметру не только оппозиционное художнику символическое обозначение социума с его репрессивной природой. Это также и апелляция к востребованной сегодня поэтике постконцептуального минимализма, ассоциирующегося с работами Дональда Джадда, к примеру. То есть те же простые структуры, гарантирующие искренность и честность. Портрет адепта аскетичного искусства, в котором пустотные зоны (так называется выставка русского павильона), паузы становятся методом самопознания, обрел достойное ему аскетичное обрамление.
Прежде чем сказать о самом сильном положительном впечатлении выставки, скажу о самом сильном отрицательном. Это инсталляция Аниша Капура Ascension. Диаметральный вектор в отношении простоты, честности, скромной чуткости. Художник просто оскорбил пространство великого палладианского интерьера церкви Сан Джорджо Маджоре. В белоснежный космический купол вставил отвратительную нержавеющую вытяжку. Колонны подкупольного пространства закрыл гнуснейшими щитами с вентиляторами. Из какой-то шайбы на полу в центре под куполом пустил кверху спиральный белый дым. Ничего не получилось. Дым звездных амбиций быть наравне с гениями застил Анишу глаза. Работа Капура — это карикатура на то, от чего лучшие проекты биеннале категорически отмежевались: от ставки на дешевые по мысли, но дорогие по рыночной стоимости аттракционы.
Главное личное предпочтение вашего корреспондента на биеннале: павильон Греции с работой художницы Диоханди (Diohandi) Beyond Reforme. Пафосный в византийском стиле фасад павильона художница спрятала в футляр из вкусно пахнущих досок. Входишь в этот простой куб и ступаешь на узкую дорожку, что оказывается ниточкой суши в бассейне воды, в который превращена площадь всего павильона. Перспективу отмечает узкая вертикальная полоска розового света. Дорожка тянется к полоске, поворачивает перед ней, и ты у выхода. Пока идешь — странно переполняет тебя восторг от идеально продуманного, чисто смоделированного пространства и тревога за его уязвимость и иллюзорность. В ушах едва слышный транслируемый откуда-то однотонный звук напряжение усиливает. По-моему это апофеоз темы «простая структура». И ее идеальная точность, антидекоративность позволяет глубже всего задуматься на темы извечного диспута пространства и времени, незащищенности мира, хрупкости наших знаний о нем.
Лучшим павильоном биеннале, удостоенным «Золотого льва», жюри был выбран павильон Германии с персональной экспозицией Кристофа Шлингензифа (Christoph Schlingensief). Это очень деликатное решение постольку, поскольку приглашенный участвовать в биеннале художник умер почти за год до открытия форума. Куратор Сюзанн Гэнсхаймер (Gaensheimer) сделала подобие мемориальной экспозиции о проектах Шлингензифа, кинорежиссера, театрального режиссера и художника. Павильон превращен в сценическую капеллу, воспоминание о сделанном художником спектакле — оратории группы Флюксус. Помимо этого представлена документация других идей и образов Шлингензифа, включая создание им «оперной деревни» в столице африканской страны Буркина-Фасо.
