Инсталляция Игоря Макаревича и Елены Елагиной «Неизвестные разумные силы» в галерее Stella Art представляет космос в виде приманки для заложников чужих идей.
Под вечер 31 мая 1928 года Константину Эдуардовичу Циолковскому было видение, о котором он оставил подробную дневниковую запись. С балкона своего калужского дома теоретик ракетостроения наблюдал, как в предзакатном небе облака сами собой сложились в светящуюся надпись «rAy». Пожилой ученый, гордо именовавший себя «чистейшим материалистом», немедленно пустился в догадки насчет того, что бы могло подразумевать это знамение. Решив, что буквы были скорее латинскими, чем кириллическими, Циолковский вывел из них значения то ли «рая», то ли «луча», но к однозначному выводу так и не пришел.
Зато утвердился во мнении, что небеса таким образом поддерживают его теорию об избавлении после смерти от всяческих мук.
Следует признать, что событие это никак не тянет на полноценное чудо, да и запись Циолковского выдает его чрезмерную тогдашнюю экзальтированность. Но тандему художников-концептуалистов Игорю Макаревичу и Елене Елагиной данный сюжет показался по-своему занимательным. На его основе можно было выстроить визуальную аллегорию утопического мышления — и того особого умонастроения, которое привело в XIX веке к появлению «русского космизма».
Эта тема интересует супругов-соавторов довольно давно; разного рода подступы к ней они предпринимали еще в 1990-е. А прошлогодний их проект под названием «Философия общего дела», реализованный в Пермской художественной галерее, можно и вовсе воспринять как манифест по поводу учения Николая Федорова, одного из основателей русского космизма, о рукотворном воскрешении предков.
Некоторые эскизы и фотографии той инсталляции фигурируют сейчас на выставке в Stella Art, однако главную роль здесь исполняет другой проект — тот самый, про видение Циолковского. Инсталляция «Неизвестные разумные силы» впервые была показана в Лувре два года назад в составе сборной экспозиции «Русский контрапункт». Теперь перед нами московская версия, отличающаяся от парижской разве что галерейным антуражем.
Загадочное буквосочетание «rAy» Макаревич с Елагиной процитировали в виде надписи розовыми светодиодными трубками на стене.
Буквы чередуются с деревянными лестницами, устремленными в потолок — считайте, что в небо. А на полу расставлены десятки пар самой разной обуви — шлепанцев, кроссовок, женских туфель на каблуке, грубых мужских ботинок и детских балеток. Инсталляция вышла лаконичной в части примененных художественных средств, но метафорически емкой. Едва ли не галлюциногенное видение Константина Эдуардовича связалось и с его собственными грезами о заселении иных планет, и со взглядами Федорова насчет восстановления «тел отцов» (Федоров с Циолковским были знакомы, последний во многом руководствовался установками федоровской «Философии общего дела»), и с коммунистической практикой «строительства новой жизни» с ее непременным репрессивным уклоном.
Послание Макаревича-Елагиной представляется хотя и не лобовым, но все же недвусмысленным: фантазируют одни, расплачиваются другие.
Вообще, русский космизм довольно популярен у современных художников. Опусы на эту тему встречаются не только у наших, но и у зарубежных авторов. Вспомнить хотя бы световую инсталляцию «Земное эхо солнечных бурь» Чарльза Сэндисона, недавно показанную в столичном Манеже: в той работе обыгрывались научные воззрения Александра Чижевского, друга и последователя Циолковского. Пожалуй, позиция Макаревича–Елагиной от всех остальных отличается тем, что эти авторы не впадают в запоздалый восторг по поводу утопий, но и не иронизируют над ними. Художникам любопытна сама парадигма: тяга к «переделке человечества», почти религиозный экстаз на пути в лучшее будущее — и внутренняя уверенность, что все остальные должны разделять это воодушевление.
Тот же Циолковский параллельно идеям космоплавания пропагандировал и евгенику — учение об улучшении человеческой породы методами выборочной селекции. Критерием для него служили не расовые признаки, разумеется, а черты гениальности. Космисты совпали с большевиками в части «больших задач», ведущих к переустройству мира. И чета концептуалистов предлагает ощутить это родство, пускай даже двоюродное. Небеса благословляют на свершения, лестницы наверх смонтированы — но что сталось с владельцами туфель, сапог и балеток?
