В Stella Art Foundation до 31 января 2024 года идет выставка «Парсуны нон грата», объединившая произведения двух современных художников, Бориса Орлова и Сергея Шеховцова. По просьбе Forbes Life художники рассказывают о самых интересных работах.
Новое выставочное пространство Stella Art Foundation, основанное Стеллой Кесаевой, открылось в начале октября в башне «Меркурий» комплекса «Москва-Сити». Премьера — выставка «Парсуны нон грата», объединившая более 60 работ классика соц-арта Бориса Орлова и скульптора Сергея Шеховцова. Несмотря на то, что художников разделяет почти 30-летняя разница в возрасте, в их творческих судьбах есть много точек пересечения. «Я в некотором роде художник-самозванец. В советское время меня не брали на выставки. Это подарило мне полную свободу, — говорит Борис Орлов. — У Сергея другая история: он с самого начала стал использовать низменные, в чем-то даже презренные материалы не из обихода классического скульптора — поролон, пенопласт». Название выставки «Парсуны нон грата» указывает на ключевые фигуры умолчания. А парсуны — отсылка к древним портретам. Монументальные, но вместе с тем ироничные работы двух авторов схожи своими подвижными образами. У Орлова, например, элементы советской архитектуры плавно перетекают в женские формы, а супрематические фигуры Малевича превращаются в пропеллеры самолетов. У Шеховцова в центре выставочного проекта стоит объект — то ли самолетное, то ли зубоврачебное кресло.
«Эту работу я сделал в последний год советской власти, когда жил в США. Конец эпохи совпал с интересом к русскому искусству на фоне так называемой «горбимании». В Горбачева были буквально влюблены как в миротворца, положившего конец холодной войне. Уже позднее в России о происходившем стали говорить в терминах победы и поражения. В начале 1990-х казалось, что достигнуто равновесие между двумя имперскими, по сути, системами. Я уже тогда оперировал термином «империя», хотя вслух это слово и нельзя было называть. Как художник, сформировавшийся на экзистенциализме, то есть философии свободы, я добивался для себя автономного существования внутри этой имперской системы.
«Противостояние» стало моей последней вещью, созданной в условной системе соц-арта. Это единственная работа, где обозначено некоторое равновесие. Иллюзия его достижения длилась очень недолго, всего пару лет. На картине равновесие обозначено в иконографической манере: два тотема, упирающиеся лбами в пограничный столб. При этом они обречены на статику в ситуации, когда «дальше некуда». Я отношусь к этой работе очень серьезно, в ней почти нет иронии, которая всегда была в моих вещах. Она несколько утопична. Уже через год, вернувшись в Москву из Америки, я понял, что грядет катастрофа. Так я начал работать над серией «Гибель богов», в центре которой находится фигура упавшего Икара».
«Серия «Шесть геральдических поцелуев» относится к началу периода соц-арта в моем творчестве, который опирался на концепцию карнавала Михаила Бахтина. Я весело подошел к исследованию сущности нашей империи, которую видел как амбивалентную: одновременно и мужскую, и женскую. В этом она сильно отличается от гипертрофированно мужской немецкой традиции, которая начиналась еще со Священной Римской империи.
Российская империя всегда имела такое двоякое лицо, поэтому и не была никогда агрессивной, а территории свои скорее не эксплуатировала, а кормила. Здесь я изображаю своего рода инь и ян нашего социума, взяв за основу основные знаки советской пропагандистской системы: рабочий, колхозница, спортсмен и так далее. Я перебрал почти все, дав одним мужское лицо, а другим женское, а объединить я их решил в поцелуе».
«Эта серия посвящена теме парадоксов времени и идеалистических надежд. Однажды я рассматривал фотографии авиации 1930-х и 1940-х годов и обратил внимание на то, что немецкие самолеты были украшены крестами, похожими на те, что встречаются у Малевича. Тогда я решил столкнуть супрематизм как художественную и социальную утопию с реальностью, от которой его отделяло всего 20–30 лет. Так ревущие моторы совмещаются со спокойствием супрематических форм, образуя драматический эффект».
«Идея этой серии пришла ко мне в метро. Задумавшись, я решил посчитать, сколько времени я за свою жизнь провел в сталинском метрополитене, учитывая постоянные поездки в мастерскую и обратно. В сумме получилось несколько лет. Один раз я сидел на станции «Новокузнецкая», облокотившись на изрезанный мраморный подлокотник. Тут я поймал себя на мысли, как приятно гладить этот мрамор. Из этого слегка эротичного переживания родилась идея украсить женские тела фрагментами лепнины».
«Однажды я поехал в Ростовскую область, откуда я родом. Там остались старые пансионаты с оригинальными названиями: «Мир», «Надежда», «Дружба». Они уже были частично разбитые, лампочки не горели, но при этом казалось, что здания живут какой-то новой жизнью: на них сидели воробьи, вороны, совы. Когда я создавал эту работу, старался с долей иронии посмотреть на важные слова, которые потеряли свое значение».
«Это отчасти каноническая история: почти каждый скульптор делает фигуру Икара. В истории скульптуры мифы играют важную роль, а миф про Икара — один из главных. Я очень часто встречался с его изображениями, но сам браться за Икара не собирался. Изначально я думал о теме функциональности искусства — отсюда полотенцесушитель вместо одной из рук. Но впоследствии из этого решения появился мотив самосохранения. По легенде Икар упал и разбился, а по моей версии — нет. У него сработал датчик пожаротушения, он приземлился и живет дальше. То есть это попытка нового прочтения классического мифа».
«Я занимаюсь этой серией давно, уже лет пять, делаю по одной работе в месяц. Колонны для персонажей, выполненные из жестяных банок из-под газированных напитков, это отсылка к Энди Уорхолу. В каком-то смысле работа — констатация конца мирового потребления. На колоннах размещены фигурки обычных людей, которых мы встречаем в повседневной жизни, — стюардесса, доставщик пиццы. Названием я хотел подчеркнуть, что мы воспринимаем Парфенон в том виде, как он существует сегодня, то есть полуразрушенным, а не как величественное сооружение, которым он был изначально. То же самое с античными статуями, которые были цветными, а нам известны только белыми».
«Это работа, построенная по принципу ребуса: слово Homeland (родина) складывается из первых букв изображений, встречающихся по дороге, будь то логотип фастфуд-сети или ракушка моллюска наутилуса».
